В комнату вошли четверо Старших Братьев, на мгновение остановились, прислушиваюсь к приказу с манкур, и начали проверять периметр.

Ма лихорадочно оценивала шансы. Самое важное — дать детям время. Ее жизнь не имеет значения. Ма прицелилась и нажала на спусковой крючок. Плечо вывернуло назад. На мгновение все застелило дымом. Ма подумала, что промахнулась. А потом увидела красное пятно, расползавшееся на животе.

Старшего Брата, и едва успела пригнуться от ответных выстрелов. Ее обдало острыми обломками. Ма бросилась к покрытой лианами груде камней. В голове был шум. Ее что-то ударило в сторону и отбросило к стене. Попали. Бедра залила кровь. «Печень, — подумала Ма. — Минут двадцать». В голове пульсировала

единственное мнение — надо дать детям убежать.

— Эй, я знаю, что вы меня слышите, Гавен Белокун. Это Мария Дорош, это я сожгла вашу чертовую Станцию через год после Вспышек. Приходите сами, а не прячьтесь за спинами этих ничтожеств.

Ма снова выдвинулась. Мужчины замерли. Манкуры передавали послание.

Она воспользовалась паузой и попала в яркий плод, висевший прямо над головой Брата. Сок мгновенно разъел шлем. Брат выскочил, как пораженная свинья, и повалился на пол в тщетных попытках содрать одежду. Через мгновение он утих. Выстрелов в ответ не прозвучало. На мгновение Ма почувствовала облегчение: Белокун хотел получить ее в живых. Но она знала, что это невозможно. Ма поглядела на кровь, заливающую бок. Перед глазами расползались желтые круги. Неуверенной рукой она нащупала сумку и вытащила подарок Саше Бедному.

— Приказываем сложить оружие и не сопротивляться. Только так вы останетесь в живых, — наконец закричали Старшие Братья.

— Захлебнись водой, двуглавые идиоты! — Следующую фразу она сказала только для себя: — Чтобы Бекир убежал, я должен остаться здесь. Дешт любит честных.

Так что я остаюсь.

Бомба, подаренная Сашей Бедным, напоминала яйцо с делением посередине.

Ма раскрутила его и услышала тиканье. И вдруг вспомнила, чем был этот предмет до

Вспышек — кухонным таймером. Их использовали, когда хотели измерить точное время приготовления блюда. Она хотела бросить бомбу в Старших Братьях, но возле нее на пол что-то упало и зашипело. В комнате потемнело. С лиан поднялись клубы дыма. В горле запекло. Ма закашлялась. К ней подошли Старшие

Братья. За их спинами вырос третий. Из-под дыхательной маски торчали белые патлы.

Белокуно.

— Нашел. — Мая улыбнулась, почувствовала на губах соленую кровь и подумала, что все в Деште начинается и заканчивается солью. Бомба в ее руке завибривала, раздался «Би-и-ип!» — и мир разорвало вдребезги.

11 Движение — в исламе высшая часть человеческой души. У суфиев движение — синоним

«перворазумия», «первообразования».

12 Нефс — в исламе «животная» душа человека, являющаяся средоточием всех негативных качеств и эмоций, свойственных людям и джинам.

Талавир. Долгожданная встреча

Талавир притаился за разрушенной стеной. Он не видел, куда побежали Ма с детьми, но надеялся, что они успели убежать из Ак-Шеих.

— Мы еще увидимся, — сам к себе прошептал Талавир. Он хотел задержать сцену прощания перед глазами, но голова раскалывалась. Манкур пульсировал. Присутствие Белокуна действовало странно: его эмоции и приказы доносились, как радио, которое глушили. Глава Матери Ветров не хотел пускать Талавира в дом Серова, несмотря на то, что знал о его подозрениях: Мамай мог быть джадалом.

Талавир выглянул в щель. К Дереву Боли стягивались Старшие Братья.

Может быть, Белокун стремился сам найти Мамая. А может, не хотел, чтобы к нему приближался Талавир? Что он мог ему рассказать?

Он снова посмотрел на дом, словно боялся, что тот вот-вот исчезнет.

Талавира к нему тянуло. Он хотел сам выяснить, что происходит в доме с безобразным деревом. Желание было сильнее Догмата Старших

Братьев, за чувство самосохранения.

Талавир почувствовал движение за спиной, мгновенно развернулся и свернул подкравшегося к нему человека.

— Это я. Я сам! — Кашкет слетел с головы Геры Серова. Он хватал ртом воздух и безумно водил глазами. Из-за плеча строго выглянула уродливая синяя головка. Талавир с отвращением его отпустил. — Я увидел, куда ты побежал. Ты хотел в мой дом. Но теперь они там повсюду. И я знаю другой путь. Я покажу.

В голосе Геры Серова были отчаяние и мольба. Талавир узнал эмоции. Что-то он чувствовал и сам.

— Куда идти?

Бэй действительно знал путь. Они ни разу не встретили Старших Братьев.

Несколько раз, проходя сквозь юрты и мусорники, натыкались на испуганных чудовищ.

Все молчали, словно Гера делал что-то ожидаемое и понятное.

Они вышли на пустырь за пределами Ак-Шеих, когда небо покраснело.

Талавир присел за высоким камнем, провел рукой по выбитым надписям. Это кладбище ему не один десяток лет. Старые могильные столбы так и остались лежать или свисать над своими мертвецами. Над новыми захоронениями насыпали груды растолченных камней.

— Вот, — Гера показал на заваленную стелу с пятиконечной звездой на макушке. — Когда-то это было место уважения.

Талавир попытался прочесть надпись. Это был незнакомый ему язык материка.

— Здесь лежит дед моей жены, — объяснил бей.

— Это тот, что раскопал Кара-Меркит?

— Да, — простонал Гера. — Раскопал после того, как забрал дом у грязных киммеринцев. Кто-то рассказал, что в кургане лежат большие сокровища.

Генерал действительно вырыл много золотых бляшек и старинных вещей. Но вместе

с ними в наш дом проникло зло. Его жена, бабка Олечки, сошла с ума. Единственного сына вывезли в степь и замучили. Лгали, что он был маньяком и погубил многих женщин. Младшая внучка, сестра Олечки, связалась с киммеринцем. Это добило старика — и он застрелился. А теперь и Олечка умирает.

Ты должен ее спасти.

— От кого? — Талавир начал терять терпение. — От жадала?

— Рябов не подошел, но ты сможешь. — Гера коснулся стелы. Ее верхушка, как стрелка, показывала на бетонную звезду с углублением внутри. — Там лаз, ведущий в наш дом.

Бэй наклонился,